Бонусы, няшки и люли от Мастера для тех, кто не ушёл спать во время вечерне-ночных посиделок на семинаре Затоке.
Мастер: – Ну, жопа неизбежна. Если не будет жопы, ты не будешь развиваться. Только через жопу происходит развитие. Если Тимур сейчас, смотри, он сейчас пока доктор средненький, потому что он не встречал жопу. Когда встретит жопу, он станет нормальным доктором. Это пройдёт год-два-три ещё. И тогда он станет хорошим доктором, когда он встретит жопу. Когда у него начнут умирать пациенты…
Юля: – Но это же такая жопа жопой.
Мастер: – Он станет хорошим доктором. Извини меня, смерть – лучший учитель.
Юля: – Ну, блин…
Мастер: – Пока не будет смерти, он никогда не научится правильно трогать человека до конца. Когда он увидит, что у него кто-то умер, он поймёт.
Юля: – Ну ты же понимаешь, что эта ответственность может и …
Вова: – Обрубить?
Юля: – Всё не желание, а всё намерение.
Мастер: – Вот знаешь что, а кто его заставлял?
Юля: – Никто.
Влад: – Встал на путь – иди.
Мастер: – Встал на путь – иди. Назвался груздем – полезай в кузов. Но настоящим доктором он станет, когда у него начнут умирать люди. Когда он будет оплакивать, когда он начнет проливать реальные слёзы за умерших, тогда он станет хорошим доктором. Пока он ещё, знаешь, и рядом не лежал. Пока вот – вот хороший доктор, вот хороший доктор. Кто ещё? Аля. Аля, она понимает уже, что люди уходят.
Юля: – Ну, они уходят, потому что они ушли или потому что данный человек им не помог?
Мастер: – Это неважно, это никакой разницы нет. Когда чувствуешь своё бессилие, ты понимаешь, что ты ничем не можешь помочь.
Юля: – Понимаешь, что ты в полной жопе.
Мастер: – Да, что ты проходишь через жопу. Вот когда лафа кончается, ты тогда становишься хорошим доктором. Но ты понимаешь, что надо вывернуться наизнанку. Вот Профессор, он хороший доктор, потому что ему похеру всё, по барабану. Хорош именно тем, что что-то есть за гранью вот этого, когда есть другие моменты существования – не просто жизнь или не просто смерть, другое. Поэтому мы говорим о реальной остеопатии. Не о фейковой и не об игрушечной, вот такая очень тонкая грань. Поэтому говорю: Тимур, он уже на уровне многих средних остеопатов сейчас. Но если хочет стать хорошим доктором, он должен будет пройти через хорошего доктора. Смерть – очень хороший доктор, он доктор и ему, и всему миру.
Юля: – А где гарантия? Мне кажется, не каждый человек может психикой выдержать вот этот переломный момент. То есть, один станет дальше хорошим доктором, а другой сопьётся или ещё чего.
Мастер: – Я тебе могу сказать, что это невозможно вообще выдержать человеческой психике. И это надо пройти через свою собственную смерть.
Юля: – Ну, это жопа.
Мастер: – Это жопа. А как по-другому? Профессор, скажи, а я как это проходил?
Профессор: – Ты?
Мастер: – Да.
Профессор: – Года три сдыхал. Год активно, второй год тоже, третий год – туда-сюда, но два года я видел его, когда лежит тело такого сине-зелёного цвета и видишь, что… Говорить, да? Говорить?
Мастер: – Говори, говори, да.
Профессор: – Вот тут голова, вот там ноги, да. Голова, – вот лоб, вот нос, вот до середины лба и макушечка – там есть жизнь.
Юля: – А всё остальное лежит.
Профессор: – А всё остальное лежит. Ты трогаешь, а оно безжизненное, но и это ещё не всё. Я видел, когда уже жизнь держится на макушке, приходит и уходит. Вот закончилась голова, только макушка…
Юля: – И оно за гранью.
Профессор: – Вот оно ещё здесь, и они не соединены. И это было долго. Они были не соединены, он усилием воли держался. Он мне сказал так: «Значит так: кунта, туда-сюда, в общем, я тебе расскажу, как с кем взаимодействовать из людей, кому что надо, кому что не надо, переписал ту квартиру на сына, всё, все долги раздал, вот так, да».
Юля: – Подготовился.
Профессор: – Всё, да, подготовился уже. Потом через какое-то время он сказал: «Я передумал».
Влад: – Ну его нафиг.
Юля: – Давайте ещё поиграем.
Профессор: – «Я передумал, я сам всё сделаю», да, но всё равно, он передумал, но вот эта разница была – вот дух, а вот тело, и между ними был промежуток, и его оттуда периодически выбрасывало. Просто как из шампанского пробку, да, тогда его приходилось ловить, вот за эти места брать, точечки болевые, туда-сюда нажимать…
Юля: – Возвращать?
Профессор: – Пятки, да, боль возвращает. В мёртвое тело втыкаешь пальцы, да, и так с энергией проводишь, соединяешь вот то, которое уже улетело как бы…
Юля: – Но это же от человека только зависит, хочет он туда или назад.
Профессор: – Ну, ты так говоришь это так абстрактно – такое бла-бла.
Мастер: – Это всё всегда – взаимодействие всех обстоятельств.
Профессор: – Там в реальности всё очень было болезненно для него, для окружающих и так далее… Такой просыпаешься каждый день, смотришь: он дышит или нет? Я тогда жил там на коврике. Вот.
Мастер: – Профессор – это единственный человек, который был со мной постоянно.
Юля: – Хос же ещё был, нет?
Мастер: – Хос был, он сильно помог, но Профессор – это тот, который просто сидел и ждал, если что, сразу поддержать. Хос приезжал в какой-то момент и уходил, а Профессор – тот, который пришёл и остался. Татхагата – который пришёл и остался. Татхагата – это имя Будды, пришёл и остался. Поэтому я считаю всё равно, что Профессор – это второе пришествие, по крайней мере, хотя бы частично его проявление. Потому что ту роль в жизни, которую оказал я Профессору… Профессор мне дал гораздо больше, чем я дал ему, гораздо больше. И я никогда в ближайшее время не смог бы ему отплатить той же монетой. Потому что он дал мне слишком много. Я буду по частям отдавать это всё, потихонечку, по кусочкам. Но это надо быть Профессором, поэтому он Профессор. Я долго ругал Машу Гусеву. И никогда не скажу про неё хорошего слова, потому что она сказала дурное слово про Профессора. Она не знает, что такое истинная любовь и сострадание, хотя она тоже для меня много сделала. Но она как «волос длинный – ум короткий», чуть что – она тут же ступнёт. Единственный человек в моей жизни – это Профессор, который встал горой и сказал: «Всё, я здесь, остальное не пройдёт». И поэтому Маша Гусева для меня – это, знаешь, мельтешение, круги на воде, покружились и всё. Хотя она, с другой стороны, она что-то там… не могу говорить про неё хорошо, потому что мне есть с кем сравнивать.
Вова: – Все томно вздохнули : «Маша Гусева опять».
Мастер: – Нет, нет, нет, я это к тому, что есть сравнение. Вова, я тебе передаю эмоциональную часть происходящего. Никто для меня в этой жизни не сделал, сколько сделал Профессор. Я могу его сравнивать только со своим отцом, своей матерью…
Вова: – И слава богу. Все знают, что это пацан бескомпромиссный.
Мастер: – Бескомпромиссный, в хорошем смысле слова.
Вова: – В хорошем смысле слова.
Мастер: – Это мой отец и мать, и сын, и всё остальное.
Вова: – И старший брат.
Мастер: – Нет, младший брат.
Вова: – Зато старшая сестра.
Мастер: – Я не люблю ёрничанье по этому поводу. Потому что я к Профессору отношусь…
Вова: – Слушай, я тоже его люблю и уважаю.
Мастер: – Не тоже, не так, не так.
Вова: – Конечно…
Мастер: – Я не люблю ёрничанья.
Вова: – Не надо сравнивать меня с тобой.
Мастер: – Не надо ёрничанья, пожалуйста.
Вова: – Я не ёрничаю.
Мастер: – Профессор, он за меня готов отдать, и я также готов за него отдать, поверь.
Вова: – Я это знаю, слышу, чувствую, я не ёрничаю.
Профессор: – Да, один момент, Вова, это ещё не всё. Это человек, который одной ногой там, одной здесь одновременно, – и ему ещё звонят пациенты…
Вова: – Он что, работал ещё?
Профессор: – Ну, пациентов стало меньше сильно тогда, зато картинок тогда стало больше. Это другая история. И когда к нему приходит пациент, он так всё отодвигает, возвращается в тело и работает. Шутки шутками, но он тогда лечил как раз из того места, из которого Тимуру нужно научиться лечить, из места смерти. То есть, их лечила фактически смерть.
Вова: – Я понимаю, да, да, да.
Профессор: – Ты это понимаешь…
Вова: – Пустота.
Профессор: – Сейчас, сейчас, сейчас. Смерть не в том смысле, с косой которая, хотя и в том смысле тоже, да. Смерть не как некая сущность отдельная, чужая, плохая. Смерть как то, что как раз даёт жизнь, как бы как раз то самое, что приходит и уходит, вот это божество, да, которое фактически уже не ограничивает тело, да. И вот то, что он тогда лечил, и те передачи, которые он тогда давал, в том числе и мне, и тем, кто поблизости был, это были самые красивые, наверное, и картины, большинство из них написаны в тот период, из того места вот, за пределами. Из места вот этого сострадания, бодхичитты, из всего красивого, про что словами ничего не скажешь.
Мастер: – Я тебя уверяю, что таких красивых картин больше никто никогда не нарисует. Многие люди даже никогда не поймут этой красоты. Как вот этот Лил родился, кто когда поймёт? А Профессор был свидетелем, когда вот этот Лил родился, да. И я думаю, что я, скорее всего, оставался жить просто ради Профессора. У меня был тогда выбор – туда или сюда. Я подумал, что, а что тогда уходить?
Влад: — Слава Богу, что есть Профессор.
Мастер: – Поэтому вот у меня с Профессором абсолютно родственные связи. Он мне отец, мать, сын, дочь, и я ему – то же самое. Потому что он следил за каждым моим дыханием, он держал руку на пульсе. Профессор the best, лучший, поэтому он работает лучше всех и будет всегда работать лучше. Потому что у него офигенная бодхичитта, офигенное сострадание, офигенная любовь к людям, к происходящему. Несмотря на то, что его туда-сюда прорывает, я ему готов простить всё за его невероятную бодхичитту. Я на него сержусь, но всё выше сказано.
Юля: – Но опять же, мне кажется, бодхичитту невозможно пережить без какого-то такого, без глобальной жопы, ну, невозможно её объяснить словами, невозможно как-то её культивировать, пока ты сам не побывал где-то, где ты можешь…
Мастер: – Согласен, согласен. Так и есть, так и есть, невозможно. Поэтому вот эти как бы тюленьи недостатки… Тимур пока ещё тюлень. Поэтому говорю: у него ещё всё впереди. Я ему добро, благословение даю. Потому что когда он соприкоснётся со смертью, он начнёт реально работать. Тогда у него в руках появится энергия, тогда у него зажжётся этот огонь, эта беспредельность, это могущество, только тогда. Пока это ещё впереди, но надо пройти через трансформацию. На ровной дороге такого не случится.
Наташа: – Это неизбежно. Про Диму можно сказать то же самое.
Мастер: – Нет. Димон… у Димона свой путь.