Оксана: – Про Лёшу недавно пришло… У меня всегда была и есть большая семья: мама, папа, сестра, брат, все эти племянники, я привыкла жить с этим ощущением. И я подумала, что лет через 20, нас уже скорее всего не будет, а ему будет 28. Не будет корней.
Джон: – Почему? Корни он сейчас получает. Мы за Лёшу вообще ничего не знаем. У него своя жизнь, свои интересы. Здесь вообще, знаешь, загадывать…
Оксана: – Это понятно. Говорю же, я не то, что про это думаю, это оно само как-то меня…
Джон: – Нет, да и не за чем.
Оксана: – Пришло и ушло.
Джон: – С Лёшей вообще непонятно, как он вырулится.
Оксана: – Попадётся баба ему хорошая, – нормально всё будет. Всё равно нужна баба.
Джон: – А где хорошая баба попадётся? Вот ты мне сейчас попалась, а сколько мне уже лет было? А до этого ничего не попадалось. Все дурные. Людьми вообще правит глупость. И всё.
Оксана: – Не очень понятно. Знаешь, когда я пробыла с тобой эти несколько лет, мне кажется, что я такая и есть. Мозг тот же, что и раньше. Но я же помню, как я жила до тебя, это же был ужас. Я не могла жить нормально сама по себе. А сейчас мне кажется, что я нормальная, вполне себе соображаю.
Джон: – Так ты и не жила, ты же умирала. Мозг тот же, а мозги поменялись. ))
Оксана: – И вот, я же сейчас соображаю, почему я тогда не могла соображать?
Джон: – Ну потому что ты… Ну откуда ты могла соображать?
Оксана: – Вроде всё же элементарно, нет ничего сложного.
Джон: – В тех обстоятельствах, что ты находилась, ни один человек соображать не будет.
Оксана: – Все обстоятельства я выстроила себе сама. Надо было поменьше строить.
Джон: – Надо было.
Оксана: – Почему не было соображалки? Мне сейчас кажется, что всё не так сложно. Ты же объясняешь простые вещи: делай себе хорошо, не делай другим плохо, смотри на вещи адекватно, не приукрашивай и не устрашай. Почему же для людей такие простые вещи кажутся удивительными и вызывают восхищение? Ты говоришь реально оптимальные для всех вещи, те вещи, которые подходят всем.
Джон: – Ну.
Оксана: – То есть, ты не углубляешься в подробности, в которых зачастую копаются люди. Ты показываешь общую картину, в которой мелочи складываются сами собой. И когда тебя слушаешь, всё так ясно, но без твоего объяснения этого не видно. И когда человек живёт в отдельном от тебя мире, эти вещи какие-то скрытые, не очевидные, спрятанные. Может, это майя, ну короче… это что-то – оно скрыто.
Джон: – Потому что я это говорю из традиции, которая идёт от Тоши, от буддизма или от всего, откуда, туда-сюда. Человек сам по себе, он ну… он голый, он идиот, он беспомощный. Этот твой дед, который всю жизнь беспомощный, научился работать в рамках социума, где орать значило быть «правильным». Работа закончилась, а он орать продолжает. Дед – социальный продукт. То, что я говорю, исходит от того, что я встретил Тошу: это всё вообще другое, другая реальность, и она не является хоть как-то с социумом связанным.
Оксана: – Но даже ты смог быть таким глупым, чтобы докуриться до бронхитов бесконечных, которые опустились инфекцией в почки.
Джон: – Да, тогда казалось, что не зацепит.
Оксана: – Сейчас, спустя эти пять лет, что я попала к тебе, мне редко непонятно то, что ты говоришь. Может, мне непонятно что-то в текстах кунтовских, или не понимаю значение или ощущение какого-то символа, но обычные вещи житейские, – вроде бы элементарны.
Джон: – Ну да.
Оксана: – Это не космос, это не высшая математика, ничего такого. Просто помыть за собой посуду, прежде чем садиться медитировать. Не ходить к нам домой с бухлом каждый день и вообще, не бухать у нас дома с утра, при том, что мы работаем, у меня дома Лёша и обычная жизнь. Приходишь домой, а там ползают пьянючие сомнамбулы. И это всё под соусом: «все люди разные, вот я такая или такой».
Джон: – Да гуси спасли Рим.
Оксана: – Да просто не срать в чужом доме, блин.
Джон: – Ну да.
Оксана: – Это же элементарные вещи, обычное воспитание. И сейчас мне это видится таким элементарным, но когда не находишься с тобой рядом, это не кажется элементарным. И получается, что над человечеством как будто бы висит пелена, что люди не видят элементарного, элементарных вещей.
Джон: – Ну я думаю, это всё же воспитание. У меня мама чистюля была, она вымывала всё до последнего момента. Я просто терпеть не могу грязь. Смотрим на родителей всегда.
Оксана: – Я понимаю про воспитание, но, знаешь, когда с тобой рядом живёшь всё время, эти вопросы становятся элементарными. И удивительно, что человек как единица погрязает, блин, вот в этом всём. Как я просто чуть не убила себя, потому что я погрязла в какой-то ерунде. Висишь как в тумане, не видишь выхода, и даже не понимаешь, что тебе нужно просто помыть посуду, и если тебя ждёт таксист, просто сказать ему: «Подожди пять минут», и помыть за собой две тарелки, просто чтобы не оставлять их непонятно кому, в чужом доме.
Джон: – Ну да.
Оксана: – У тебя даже нет этого плана в голове, – побежать, потому что тебя такси ждёт, оставив тарелки в доме, в котором ты сидел-медитировал, и это, типа, нормально, это всего лишь две тарелки.
Джон: – Причём помыть можно сразу. Нет проблемы.
Оксана: – И получается, что висит какая-то пелена, что человек элементарных, несложных вещей не понимает. Хотя понимает и чувствует что-то большое.
Джон: – А на таких вещах многое строится, и кунта-терапия – в первую очередь, где ты должен сам себя отдать процессу, а не чтобы все вокруг крутились. Без этого тяжело быть хорошим доктором.
Оксана: – Вот про Касьяна, я не знаю почему, я вообще его не знаю, никогда его не видела, но когда речь заходит о недостатках врачей, я почему-то всё время его вспоминаю о какой-то фразе, что он был алкашом. Да? Что он бухал.
Джон: – А, он умер, умер от бухания.
Оксана: – Вот. И я думаю, что человек настолько был целитель, да, что он лечил всех, несмотря на свой недостаток. И я всё время думаю, что, наверное, можно иметь недостатки, но лечить великолепно. Потому что никто же не может повторить Касьяна, даже его этот сын там или внук, который сейчас пытается.
Джон: – Ни один ученик не смог так лечить.
Оксана: – Вот.
Джон: – А про Касьяна ни одного слова никто не сказал плохого.
Оксана: – Но получается, что, когда он бухал, это он причинял вред себе и окружающим.
Джон: – Но и он бухал, он свой дух пробуждал. Алкоголь был для него пробуждением.
Оксана: – Это же вопрос какой-то человечности, когда ты к другому человеку относишься с уважением.
Джон: – Я немножко к Касьяну по-другому отношусь, потому что я видел его речь. А его же избрали депутатом, когда Советский союз начал уже рушиться, когда Горбачёв пришёл к власти. Благодаря Касьяну, кстати, признали мануальную терапию. Там в думе, или как оно называется, ситуация абсолютно постыдная. Сахаров был там в тот же момент и он говорил, что мы творим полную ерунду, надо думать о том, что мы рождаем. Он рождал красивые вещи. Касьян, он просто сидел и подмахивал Горбачёву. Я потерял к Касьяну всякое уважение, естественно. И я думаю, что в работе у него были моменты пробуждения, но его речь на каком-то там симпозиуме, потому что его избрали депутатом — лизание задницы, была позорная. Он не оставил после себя ни одного нормального ученика, потому что то, что делали ученики Касьяна, это была трагедия, катастрофа. Хотя о самом Касьяне, как он работал, не было ни одного негативного слова. Сложный персонаж, напуганный до смерти, живший в Советском союзе, наверняка он жил при Сталине же ещё, сколько ему лет… Он понимал, что власти надо лизать задницу, и он упорно её лизал, понимал, что его могли всё время посадить, потому что мануальная терапия была запрещена в Советском союзе, его могли посадить. Тоже понять можно, я тоже буду лизать жопу, чтобы сохранить традицию. Это называется дипломатия.
Оксана: – Да это понятно.
Джон: – Да, ну как лизать жопу? Я могу сказать: «Горбачёв хороший», конечно, это ничего не будет стоить. Но этот эпизод, когда Сахаров сказал…
Оксана: – Сахаров?
Джон: – Сахаров, академик, который создал ядерный щит Советского союза. Сахаров, он же Цукерман, попытался заставить людей задуматься. Этот вдумчивый персонаж создал ядерный щит Советского союза в своё время. Он – мощнейший мозг, и у него была такая космическая мощь авторитета пониманием, знаниями. Этот Горбачёв просто был говно на палочке. Он вообще никак не мог спеть дифирамб Горбачёву, потому что он понимал, кто Горбачёв. Потому что Горбачёв вообще ситуацией не рулит. Потому что ту мощь России, которая была, создал Сахаров. Вместе с Ковалёвым и Курчатовым. Они втроём. Три персонажа было. Они все вместе втроём создали тот Советский союз и ту Россию, которая сейчас начинает мотать ядерную бомбу, не Горбачев её создал. Ядерную бомбу создали Курчатов, Сахаров и ну ракетоноситель – Ковалёв. Всё. Это та мощь России, ну, Советского союза, или России, которая сейчас является доминирующей в мире. То есть, не много стран обладают этой мощью, полторы, скажем: Россия, Америка и ещё полстраны. И Сахаров, естественно, он не будет никому говорить: «Я буду вас хвалить», он просто говорит правильные вещи, говорит: «Мы обладаем этой мощью, давайте будем адекватными, давайте будем иметь ответственность за всё происходящее». А Касьян вышел и начал: «Никого лучше Горбачёва нет, а я, лучше меня никто ему задницу не поцелует» – это было так отвратительно. Это я просто видел вживую, это же было ещё вот тогда. Касьян сделал подвиг в том смысле, что это было запрещено, за это сажали, сажали кучу бабок и дедов, которые этим занимались, просто сажали на пять лет в тюрьму. Потом эти бедные мамаши приходили и говорили: «Кто будет лечить наших детей? Освобождайте этого лекаря» – это при мне было. Но Касьяна не посадили опять же, увернулся каким-то образом, но он не оставил ни одного более-менее нормального ученика после себя. Никого, потом была катастрофа учеников Касьяна, которые делали людям беду. У меня 90% пациентов в начале моей той карьеры были после учеников Касьяна, потому что они просто громили людей только так. Это вот такая история странная.
Оксана: – Вопрос: я всё время на это ловлюсь. Мы сегодня говорили про Лермонтова, про Пушкина, про людей таких вот крутых, выдающихся. Они крутые. Как и тёрки во спасение Кэролайн, это какой-то уровень…
Джон: – Чего?
Оксана: – Я себя чувствую хорошо. А когда вот парковщик просит разменять 100 долларов или ремонтник машины вместо 30 минут ремонтирует два часа — это выносит. То есть, я это помню ещё по своей прошлой жизни, когда умер Вовка, я организовала все похороны, я справилась, хотя была младшая в семье. То есть, происходит какое-то глобальное событие, и я очень собранная. Но я ловлюсь на какой-то херне, на том, что какой-то там кондуктор мне что-то сказал и меня так выносит на три дня, что у меня и почки, и печень, и так далее. Почему вообще так происходит?
Джон: – Почему? А Почему меня так эта вынесла ситуация? Причём он же, парковщик, нормальный был.
Оксана: – Нормальный.
Джон: – А меня же как эта вынесла ситуация?
Оксана: – Так а почему это?
Джон: – Ну почему? Я тебя спрашиваю, почему?
Оксана: – Потому что я, я просто понимаю, что меня сейчас выносят какие-то такие вопросы, которые я даже не могу понять, о чём речь, о чём вообще эта речь происходит.
Джон: – Причём парковщик же вообще не виноват. Просто ему нельзя взять сто долларов в стране Америке, где это местная валюта. Меня эта ситуация вынесла тотально. Просто потому, что я делаю какие-то дела космические, и здесь просто вот эта вещь, она настолько мизерная в плане мироздания, то, что там я чем занимаюсь, и это меня просто убило напрочь, мне вывернуло все мозги наизнанку, мне стало плохо физически.
Оксана: – В том-то и дело, что парковщик не виноват, он просто часть системы, часть социума. Ну у меня тогда сложилось впечатление, что ты, наверное, что-то так хорошо сделал, что плохиши, они же пытаются подловить в любом случае, и они просто где-то вот встряли, когда ты идёшь вот в этом, блин, космосе, что-то происходит, что-то сделал, они какой-то ерундой тебя просто так – шмяк! – о землю, потому что ты где-то там, и тут вдруг происходит шмяк, что 100 долларов нельзя заплатить за парковку, где 46 нужно заплатить за полтора часа.
Джон: – Я не мог подумать, что не принимаются деньги, это же страна Америка, и в ней не признаются её деньги. Это выносит мозг напрочь, потому что ты живёшь в мире опасном.
Оксана: – Теперь мы их знаем, и теперь мы нормально складываем, 20 долларов, 5, 1, 10. Просто удивительно, когда такая вещь мелочная выносит. Так же как и кто-то не помыл за собой две тарелки — ерунда вроде.
Джон: – Нет, она не маленькая, на самом деле, потому что ты понимаешь, что деньги этой страны, они не принимаются…
Оксана: – Нет опоры.
Джон: – Это не маленькая вещь. Это серьёзно.
Оксана: – Это как опора – это то, что 100 долларов должны везде брать, это ж Америка, это ж мы же не в Украине.
Джон: – Да, блин, им даже 50 долларов не подходит.
Оксана: – Ну это какая-то ловушка. Потому что происходят какие-то вещи, Кэролайн, всё это происходит, и тут я читаю в ленте какую-то, блин, ерунду, и меня выносит. Я думаю, ну как так? Ну как такое происходит? То есть выносит вечно какая-то ерунда. Потому что серьёзные вещи не выносят. Когда что-то серьёзное происходит, ты мобилизируешься, ты делаешь, блин, делаешь, делаешь, делаешь. Выносит какая-то херня на ровном месте.
Джон: – Да.
Оксана: – Нет, ну с отцом меня, конечно, вынесло тогда, когда он на мать нападал серьёзно.
Джон: – Это реальная агрессия, а здесь вообще нет агрессии, просто какие-то правила выносят мозг полностью, потому что ты теряешь понимание происходящего. Причём непонятно, зачем жить в этом мире, почему должен какими-то другими деньгами, тоже американскими, это же вообще непонятно абсолютно. Она никогда не будет понятна, эта ерунда. Потому что этот мир сансары, он подвержен законам сансары, он должен умереть, он не живой.
Оксана: – Он должен умереть… Что?
Джон: – Потому что он не живой. Потому что правила не живые.
Оксана: – Так а как? Всё, будет следующий опять катаклизм, когда всё вымрет? Потому что ну, это невозможно. В Америке не берём 100 долларов за парковку, потому что нужно 46 заплатить, а мы не берём больше 20-к. Это капец.
Джон: – Ну, Америка приближается к своему концу. Я думаю, что ничего не сложится уже, 100%, потому что двадцать лет назад НЙ не выглядел таким дурным ни разу. Здесь было нормально, хорошо было, клёво, ну относительно, наверное.
Оксана: – Представь, ты живёшь всего лишь там сколько, 60 лет, а сколько всего произошло. За 60 лет сколько произошло!
Джон: – А реально ничего. Потому что я какой был, такой и остался. Я каким хотел быть, таким и остался, фишка не сдвинулась никуда.
Оксана: – Слушай, ну мы же на Земле живём, а все говорят, что Земля инертная. Может, нам надо было другую планету избрать, где бы не было такой инерции? ))
Джон: – А кто сказал, что Земля… Вообще Земля не инертная. Земля очень активная.
Оксана: – Ну ты же говоришь, что качество Земли – это инертность. Это негативное качество.
Джон: – Это элемента Земли. Но планета Земля, она, её активность вообще ………
Оксана: – Слушай, ну а в кунте нет же практик больше, чем Галактика и больше, чем… Она же только как бы здесь?
Джон: – Ну, в кунте практик – больше чем достаточно, точно, пока. То есть, практика Галактики включает состояние нашей системы в Галактике, и Солнцеворот – это все процессы, проходящие в нашей Солнечной системе. Куда больше? Пока, пока больше некуда.
Оксана: – Ну, наша Солнечная система какая-то тухлая немножко. Мне кажется, что она как-то…
Джон: – Тухлая-не тухлая, однако, нормально шурует. Девять планетарных систем и удалённость от центра Галактики довольно приличная. Даже если будет какая-то глобальная катастрофа, скорее всего, эта система выживет. Ну, как выживет?.. Подумать то время, когда уже, знаешь, состояние Галактик … с Андромедой наше Солнце столько не будет жить. Ну, всё равно ещё долго, несколько миллиардов лет, четыре.
Оксана: – Блин, какой в этом всём смысл? Ну, четыре миллиарда лет будет вот это вот происходить. И что?
Джон: – Чего? Это вообще не может происходить, потому что планета уже рушит ситуацию, она, планета, бунтует против ерунды. Это ситуация планетарного масштаба, это не галактического. Оксана, я думаю, это не должно сильно интересовать, потому что эти вещи будут происходить своим путём, и мы над ними не властны, и они просто нас обойдут, как и полагает. Я думаю, что ресурсов у этой планеты, наверное, ещё есть и немало, а у социума вот в той ситуации, которая есть, их нет.
Оксана: – В том-то и дело.
Джон: – То есть, планета ещё дышит, а социуму уже, наверное, пипец пришёл. То есть, американская доминанта уже, я думаю, уже её нет, да и вообще всем пипец уже пришёл. Ты как?
Оксана: – Всё хорошо. Вот ты сейчас говоришь и мне всё ясно. Потому что вот то, что ты говоришь, оно ложится. А бывает какая-то херня, прочитаешь френдленту и это, блин, вынос мозга. Ты сейчас всё рассказал, всё понятно, не выносится мозг, потому что говоришь всё, как есть. Я уже и говорила, что ты на семинарах говоришь всё, как есть, и поэтому оно ложится всем. Потому что ты знаешь всё, как есть, поэтому ты можешь это сказать. Никто больше не знает, как есть.
Джон: – Может, мне шею поделаешь немножко?
Оксана: – Давай.
Джон: – Интересно, знаешь, так оно вроде нормально всё, но начинаю двигать, чувствуется, что, может быть, процесс произойдёт.
Оксана: – Падай.
Джон: – Чего?
Оксана: – Слушай, я ещё хочу спросить, только не кричи на меня, просто это вопрос. Падай.
Джон: – Ну.
Оксана: – Нет, ты падай, я тебя спрошу.
Джон: – Нет, говори.
Оксана: – Там школу одну открывают в Киеве, может будет автобус развозить детей. Может, Лёху туда?
Джон: – Пока непонятно. Давай посмотрим, потому что будет сильнее. Потому что есть какая-то стабильность на Троещине и удобство. Вот так.
Оксана: – Ну просто, да, если будет автобус. Ложись. Будет автобус, Лёша может туда спокойно ездить на автобусе.
Джон: – Нет автобуса – нет школы.