Надо столько сколько надо. — Кунта-йога

Надо столько сколько надо.

Профессор: – После тебя знаешь как работать? – «Вадим по-другому». Получается, надо делать так, чтобы человек закрыл глаза, чтобы не видеть, кто работает, чтобы я поработал, и он подумал, что это Вадим работает.

Джон: – Нет, так никто никогда не подумает. Но надо, чтобы не было претензий. Вот это другой вариант. Разница всё равно будет, у каждого свой почерк. Надо чтобы сказали: «Не так, но и всё равно не хуже».

Профессор: – Так и получается. Потому что, если мы говорим про работу, работал я офигенно.

Джон: – Ты сделал подвижку хорошую, ты молодец, ты сделал так, что нам не надо было срываться с места и мчаться.

Профессор: – Я тебе по динамике скажу. Первое время там было просто такое безжизненное что-то, ни энергии, ничего, вот просто мясо какое-то, да. Знаешь, ни каналов, ничего не существовало.

Джон: – Ты сделал хорошую работу, но как Ганнибал, знаешь, выиграл сражение, но войну не смог выиграть.

Профессор: – Плодами не смог воспользоваться.

Джон: – Да, не смог воспользоваться плодами.

Профессор: – Последние дни была такая история. У неё началась меняться геометрия тела, потому что заработали тонкие каналы, я не говорю большие, но тонкие каналы заработали. Энергия уже двигалась, с каждым разом всё больше и больше, и вот в какой-то момент я уже подошёл к тому, что начала меняться геометрия тела. Последние два сеанса, когда я с ней работал, заканчивая сеанс, там было состояние этого… Не сатори… Как это называется, когда сияет всё изнутри? Самадхи, да. То есть, в ней, когда я заканчивал работу, всё сияло таким белым светом. И шла подвижка геометрии, именно геометрии тела. Потом второй раз я почувствовал: ещё один раз, – и мы выходим на плато, уже две точки из трёх, треугольник был заполнен. Знаешь, как захватили плацдарм и уже первая несгораемая цифра. Ещё бы один раз – и она вообще зафиксируется уже, ну, в хорошем смысле зафиксируется, уже на этом плато, на новом состоянии. Потом этот возник день, в последний момент она говорит: «Ой, что-то то, то, то, то», и отказались от сеансов. Вот, но там, конечно, были мощные вот эти последние два сеанса. И я уверен, что, конечно, ощущения в теле могли быть. Когда меняются энергетические структуры, когда меняется геометрия, это где-то тянет, где-то ноет, у здорового человека даже так, в принципе, пока адаптация происходит к новому состоянию. Ну вот, вот такая динамика шла. В этом смысле, то есть, по моим ощущениям, по здоровью она сильно продвинулась. Второй вопрос, что субъективно она, может, переживала это как-то, потому что она говорит: «Ну почему Вадим так, а ты так?». Это вот моё переживание происходящего.

Джон: – Быстрые изменения, в данном случае, они могут быть губительны в том смысле, что она не успевает адаптироваться к изменениям.

Профессор: – Она не успевает адаптироваться.

Джон: – И здесь надо держать грань. Это всё равно, что накормить страшно голодного человека. Знаешь, сколько людей умерло в блокаду, когда их начали вывозить и кормить сразу?

Профессор: – А, вот оно что.

Джон: – Они помирали, да. Она, она не может схавать это, ей надо время чтобы абсорбировать, у неё должно быть вот конкретное дискретное число. То есть, не надо было «плацдармы захватывать». Здесь не в захвате дело, нам ничего захватывать не надо. В этом было недопонимание процесса. Здесь надо было, знаешь, с ложечки подкармливать по чуть-чуть. Здесь другая должна быть стратегия совсем. Первое ты сделал, снял эти блоки, это всё хорошо, и в ней заиграла энергия, но потом это уже был передоз.

Профессор: – Уже понял.

Джон: – С твоей стороны тебе кажется, что это победа, закрепление победы, а здесь больной человек, и мы его как бы кормим с ложечки этим молочком тёпленьким.

Профессор: – Всё, понял, понял.

Джон: – Вот, и вот это тёпленькое молочко надо было дальше, дальше его давать, и так бы ты протянул бы весь месяц бы.

Профессор: – Я понял, мы вышли на какой-то уровень в первые три дня, даже в первый день пошло сильное облегчение. Потом второй, третий, а потом она говорила: «Всё так же, всё так же». Потом говорила: «Коленки поднывают», я коленки, конечно, корректировал. Но в целом, говорила: «всё так же». То есть, не было уже дальше, не шло улучшения.

Джон: – И не может быть улучшения дальше. Надо его просто…

Профессор: – Поддерживать.

Джон: – Динамику вот эту маленькую просто подталкивать, подталкивать то, что есть. Ты не можешь катить дальше паровоз, который не способен катиться. Когда он не готов к этому. Может быть, не объяснил вначале, это очень долгоиграющая пластинка.

Профессор: – Ты говорил, но там звучало, что «Профессор выведет её на новый уровень», и я воспринял, что если на новый уровень – значит, мы должны выйти на новый уровень.

Джон: – Здесь нет революции, здесь такая медленная-медленная-медленная эволюция может только быть.

Профессор: – Почти как топчемся на месте, да.

Джон: – Почти, да, но на самом деле, движемся вперёд.

Профессор: – Стабильно топчемся – оно уже начинает само дальше двигаться.

Джон: – Конечно. То есть, не надо бежать впереди паровоза.

Профессор: – Понял. Но и тут надо было нащупать эту грань, насколько мягко? Потом, когда ты мне сказал работать только энергией, последние разы я вообще делал только энергией, вообще мясо не трогал.

Джон: – Слушай, энергией можно тоже перекачать человека что будь здоров.

Профессор: – Ну да, понял.

Джон: – Тут самое главное – подход. К тебе, собственно, нет претензий, потому что это случай очень непростой.

Профессор: – Просто не было такого опыта раньше никогда.

Джон: – Тем более, не было опыта. Никогда не бывает, что всё сработали безошибочно, это не наш вариант, по-другому ты не научишься никогда.

Профессор: – По-другому не научишься. Если даже ты выдал инструкцию, я всё равно бы наткнулся на это.

Джон: – Есть вещи, которые надо пройти самому, и ты не можешь их обойти никак. Это всё понятно.

Профессор: – Меня сразу насторожило, что сначала всё пошло очень круто.

Джон: – Вот когда думаешь, что всё круто, как раз и…

Профессор: – Ну вот мне это и говорили вокруг, а я не думал..

Джон: – Надо уметь просто делать осаду, ждать, надо уметь ждать. Ты не стремишься к победе, потому что выиграть сражение – это не выиграть войну. Как Наполеон выиграл Бородинское сражение? Он фактически 100% выиграл, и этот выигрыш стоил ему потери всей кампании. Это Бородинское сражение привело к краху его всего, потом он всё потерял и, в итоге, перестал быть императором. А ключевой момент был – победа в Бородинском сражении.

Профессор: – Так а на чём он поскользнулся? На шкурке от банана?

Джон: – «Ура! В атаку пошли! Мы выиграли, победили!», – а это была замануха. Кутузов же ему замануху сделал, которая далась ему тяжело, потому что ему надо было признать поражение. То есть, он признал поражение перед императором и перед народом всё-таки, знаешь, сдал Москву. А сдача Москвы обернулась для Наполеона полной катастрофой.

Профессор: – В смысле, он потерял бдительность или что, на чём он в итоге-то?

Джон: – Ничего не потерял он. Наполеон не мог потерять бдительность. Он был мега-матёрым человеком. Он просто увлёкся, почему-то подумал, что генеральное сражение – это выигрыш кампании, а выигрыш генерального сражения – это был проигрыш кампании. Потому что – а что потом? Ты выигрываешь Бородино, и что потом?

Профессор: – А что, а что, у него ещё какие были варианты? Не выигрывать сражение? Начать сразу отступать? Или что? На чужой территории, он не дома у себя. Куда ему уходить было?

Джон: – Это просчитать невозможно. Он же думал, он сейчас схватится с русскими, въедет в Москву, будет королём и вся империя. А тут оказалось, что ничего такого и близко даже нет, наоборот, он понял, что он теряет все связи с внешним миром, потому что войска тают. И он начал драпать.

Профессор: – Он понял, что пора драпать, но уже было поздно.

Джон: – Сложно нам сейчас судить про это, но это характерный пример, как выигрыш в сражении привёл к проигрышу всей кампании, налицо. Потому что если ты что-то делаешь, ты должен знать, зачем. Эта победа ему не принесла никаких бонусов.

Профессор: – А, была победа ради победы просто.

Джон: – Но-но-но! Просто Кутузов был прозорливее. Так же как и Римская империя пала. Она была такая мощная-мощная-мощная. А что? В болоте любая мощь может завязнуть. Потому что какое бы у тебя ни было высокоточное орудие, но если тебя заставляют бороться с фантомом, оно тебе никак не поможет. То есть, купить на всю зиму картошки 500 килограммов – это не значит обеспечить себя картошкой на всю зиму, она прорастёт или замёрзнет. Короче говоря, ты вроде бы выиграл, купил 500 килограммов картошки, а к весне уже жрать нечего. Это грубо говоря. То есть, не надо больше, чем надо. Надо столько, сколько надо. Объём – это победа, конечно, да, но может быть большим проигрышем кампании всей. Потому что ты не можешь больного человека кормить, даже самой хорошей едой, потому что он может воспринять её вот столько, и даже при этом эта вода окажется, знаешь…

Профессор: – Обжигающей.

Джон: – Обжигающей жидкостью.

Джон: – Сдача. Вот почему говорят «сдаться», «сдача»? В каком-то смысле это, конечно, «позор», «поражение». А вот в плане взаимодействия с людьми сдача – это наоборот, позитивный момент, ты сдался, ты сдал своё эго, ты переиграл ситуацию наоборот. Всё равно в битве борьба эго происходит. В итоге, эго Наполеона было такое большое, что оно победило эго Кутузова, он сдался, но он победил. Причём победил так, что такой оглушительной победы мир, наверное, ещё не знал. То есть, он выиграл глобальную войну. Произошёл магический переворот в Кутузове с его эго. А он же тоже мог, знаешь, напрячься, и он мог пободаться на Бородино. А он принял позор – сдал Москву. Иногда где-то на дне эго проскочишь, потому что не эго – огромная сила, и потом эго начинает себя с этим отождествлять, захватывает этот момент и начинает делать свои дела. И здесь начинается полная подстава, что эго пользуется заслугами не эго.
Вот Иисус, тоже сложный момент. Вроде бы так всё проиграл, он реально лузер такой, который захватил весь мир.

Профессор: – А, типа сдался…

Джон: – На самом-то деле, тоже возникает второй момент. То что Иисус пошёл на крест – вроде, знаешь, создало вот такой невероятный прецедент «смертью смерть поправ». Но всё равно этим воспользовались потом, всё равно это потом переигралось. Это как анекдот такой есть: Иисус смотрит на папу там или кто там есть, патриарха православного, он весь в золоте, шелках. Немножко по-разному они выглядят. Всё равно потом переигрывается…

Профессор: – А, это был такой-то анекдот, что Иисус смотрит и говорит: – У тебя такой костюм красивый. – А тот ему: – Это ты ещё лимузина моего не видел.)))