Мастер: – … вот по Бурятии ездишь, там эти все буддийские храмы. Там же какой-то лама умирает, – и люди несут вещи ценные…
Профессор: – Прямо там оставляли?
Мастер: – я ходил, забирал эти вещи и увозил оттуда. А зачем они там лежат? И это было правильно, потому что я раздавал людям, я себе вообще ничего не оставлял.
Профессор: – Проводник, проводник.
Мастер: – Да. У них же, у бурятов как? Кто-то умер, надо отнести в священное место, чтобы там было. А зачем? Священное место само по себе священное. Ты туда складываешь какую-то свою фигню, которая еще может людям другим пригодиться. Я брал и раздавал людям. Там клево было, куча ритуальных вещей, светильники, причем клевые, серебряные. Иногда попадались дорогие вещи, да. Но реально дорогие вещи были только тогда, когда один человек, с которым мы дружили, заведовал в хранилище всем. Вот были колокольчики, помнишь? Ты тоже видел их, да? Бамц-бамц…
Профессор: – По сей день по ним сохну.
Мастер: – Я же почему их отдал? Чтобы привязку отстранить. И при этом еще лучше были, которые…
Профессор: – Которые ты продал, да?
Мастер: – Продал, да. Ну вот за штуку баксов продать в 91-м году колокольчики. Штука баксов тогда в России была, в Советском Союзе, какая-то невероятно большая сумма. Ну неважно. А к чему это я всю речь … Я к тому, что жизнь, все равно она проходит, она обусловлена другими вещами. То есть те вещи, которые к нам притягиваются, в итоге, и те вещи, которые совершаются, они происходят помимо того, что мы о них думаем, имеем какое-то представление. И то же самое там, ты сохнешь по каким-то там колокольчикам.
Профессор: – Я сказал так, постебался.
Мастер: – Да, на самом деле я не постебался. Я отдал их и не пожалел. Потому что я от них устал, в том смысле устал от привязанности к ним, хотя они помогали многократно. И я понимаю, что Снежкину будет дико полезно. Для меня это был переход на следующий этап, потому что мне божество даст другую замену. И дало. И более, более, более объемную, более грандиозную. Так оно и произошло, потому что жертва, любая жертва ведет за собой что-то более крутое.
Оксана: – Слушай, вот интересно, а что ты при этом жертвуешь? Ты сам сказал, что устал от этих колокольчиков, то есть это даже нельзя назвать жертвой, потому что ты освобождаешься…
Мастер: – Нет, нет, нет, нет, нет, я не от колокольчиков устал, я устал…
Оксана: – От привязанности.
Мастер: – От привязанности, от отношения к ним, да.
Оксана: – И ты отдаешь, освобождаешься.
Мастер: – Я освобождаюсь, я отдал свою привязанность к ним. Вот ригпа, оно рождается изнутри, а колокольчики — это та вещь, которая настолько магическая, что даёт тебе состояние просветления, вот так вот – бум – и всё. Но это получается вход через непонятно какую кухню. Эти колокольчики должны звучать в тебе. И это такой тонкий приход, звучание в тебе артефакта, то, что ты сам артефакт. Это такой важный момент прихода. У меня же был вариант, я мог тебе их отдать, но ты и так всегда рядом, и я отдал Снежкину, который со мной бывает эпизодически, для него они будут реальной помощью. Если я их отдаю, значит, они во мне начинают звучать, тут своя логика событий интересных. Эта вся логика, она сводится к такому очень тонкому ощущению реальности, тонкому, знаешь, хрустальному.
И никогда так не бывает, что, сделай так – будет хорошо, сделай так – будет плохо. Такого в этом мире нет, не существует, они только у нас в голове, вот эти понятия. И поэтому я каждый раз обращаюсь к темной энергии вселенной, к темной материи вселенной, в тонкой линии передачи, в тонкое взаимодействие. Оно мощнее, чем любые артефакты. Артефакты рождаются из взаимодействия. Ты можешь родить любой артефакт. Другое дело, что хорошо иметь с собой артефакты, потому что они тебе помогают. А с другой стороны, артефакт надо заслужить. И вот эта вся карусель находится вокруг одного целого, вокруг взаимодействия. Нет ничего того, что ты не мог заслужить и получил незаслуженно, и нет ничего, что ты мог бы получить, но не получил, потому что ты его не заслужил.
Профессор: – Её величество карма, в итоге.
Мастер: – Ну, закон кармы существует, он работает, но…
Профессор: – Ты хочешь сказать, что служение выходит за пределы закона кармы? Так послышалось. Нет?
Мастер: – Нет, нет, все равно всё подчиняется закону кармы.
Профессор: – Даже освобождение.
Мастер: – Освобождение все равно идет по закону кармы, как ни странно. Поэтому весь проявленный мир основан на парадоксах. Нет такого «сделал так – будет тебе так», иначе бы все уже давно просветлели, освободились бы от всего, а нет этого. Поэтому ты только что-то себе обусловил – это будет так и так – и сразу начинаешь тыкаться и попадать в ситуацию, в которой неприятно и тебе, и всем окружающим. Закон кармы тебя обуславливает двигаться вот так, течением. С течением ты попадаешь под законы кармы. Ну в смысле, пока ты двигаешься, ты не попадаешь под законы кармы, потому что ты…
Профессор: – Не попадаешь?
Мастер: – Ты слишком гибкий, да, ты можешь избегать это.
Профессор: – Так это гибкая карма у тебя …
Мастер: – Ну да, гибкая, ты можешь её туда-сюда …
Профессор: – Ну да.
Мастер: – Ну, это же понятие не умственное. Если ты в уме создаешь эту конструкцию, она не будет работать. Это понятие исходит из действия. Из движения. Я ругаюсь с Оксаной только вот из-за одного – когда она что-то там поняла и начинает выстраивать конструкцию – это так и так. Потому что реальная жизнь и реальное взаимодействие – это разрушение любой конструкции – живая река. Река, она разрушает, поэтому жизнь интересная. Только ты создаешь конструкцию – река такая, такая, такая – сидишь на берегу, жизнь становится скучная, никому ненужная. Эта мощь реки – это и есть жизнь. Только за это я на Оксану и ругаюсь. А что делать?
Профессор: – Я замечал, видел, что ты ругаешься и ей больно только до тех пор, пока она цепляется. Как только она отпускает, начинает течь по реке, у тебя гнев утихает моментально, и тон меняется, и она расслабляется, всё понимает.
Мастер: – Так и есть, но вдруг на ровном месте она опять начинает включать долбодятство, мозгоклюйство. И что? А зачем? Тоже непонятно. Что тебе, что плохо живется? А самое главное – зачем жить плохо? Нет, надо вот это сюда, вот это вот так вот сделать, Леша, Лена, и начинается. И потом у нас геморрой у всех, только из-за того, что понимание счастья идет не из естественного течения жизни, не из движения реки, а из – река такая, такая, такая, вот так вот мы идем вот так, вот так, вот так – все начинаем попадать. А потом начинается движение, и всё вымывает, начинаются проблемы, потому что жизнь, она другая абсолютно. Жизнь – она живая. Жизнь – это река. Это не я первый сказал, поверь, но лучше не скажешь. Жизнь – это река.
Профессор: – Река жизни.
Мастер: – Нет, жизнь – это река. А река жизни – это вообще другое понятие.
Профессор: – Могу сейчас поспорить, смотри, «река – это жизнь» — это логическое определение, то есть схемка, а «река жизни» – это поэзия.
Мастер: – Да, но, собственно говоря, это всё равно вот то, что мы делаем в остеопатии, вот это движение, это поэзия. Красиво сказано, да. Поэзия, она прекрасна. В самом слове «поэзия» уже столько движения, поэзия описывает состояние движения.
Профессор: – О!
Мастер: – Поэзия никогда не описывает мертвые тела, да.
Профессор: – Yes, вот оно.
Мастер: – Поэтому язык поэзии…
Профессор: – А определения, а определения вот эти научные… Они концептуальные.
Мастер: – Вот Коран – это песнопение, это поэзия, то есть весь Коран – это поэзия. Что сделали в итоге из ислама – это уже капец, «бей жидов – спасай Россию» – это уже не про нас. Но сам Коран – это суры, это стихи невероятной мощи. Бхагавад-гита – это настолько невероятно красивый стих, поэзия, когда Кришна описывает Арджуне всю космогонию этого мира, потрясающе по проявлениям мегасознания в этой жизни. И в этом источник, ресурс освобождения, это проход освобождения, кристально чистые вещи. Не то, что мы себе придумываем – тут будет хорошо, тут будет плохо, но потом будет от этого хорошо. От этого никогда ничего не будет хорошо, это придумано мозгом. Мозг, который, ребята, который просто никогда не работал, а с чего ему начинать работать. Я знаю только пару-тройку людей, у которых работал мозг в этом мире. Тут их нет и близко. Один из них Тоша, второй – Тоша, и третий – Тоша, всё. Ну ещё, конечно, я встречал людей сильно продвинутых, тибетцев, Ринпоче самого разного калибра, но я с ними так плотно не общался, я о них ничего говорить не обещаюсь. Единственный человек, который мыслил безумно красиво, с которым общался годы, – это был Тоша.
Профессор: – Предлагаю Ринпоче мерить не в калибрах, а в каратах. Как драгоценные камни. ))
Мастер: – Я предлагаю их вообще мерить в состоянии… В состоянии игольного ушка. Проходит в игольное ушко – Ринпоче…
Профессор: – Предлагаю Ринпоче мерить не в калибрах, а в каратах. Как драгоценные камни. ))
Мастер: – Я предлагаю их вообще мерить в состоянии… В состоянии игольного ушка. Проходит в игольное ушко – Ринпоче…
Профессор: – Тогда калибр. Но еще можно в каратах, как драгоценные камни.
Мастер: – Драгоценность, она же, знаешь, потом выясняется, в сиянии чистого разума.
Профессор: – Разума.
Мастер: – Да. А пока только вот так вот, калибр. Игольное ушко, знаешь, очень четкий калибр, потому что ты со всей фигнёй слонов не пройдешь туда, ты пройдешь вот так вот, один, без доспехов, вот только так, или мышкой прошмыгнёшь. Поэтому, может быть, этот символ – мышь – очень такой интересный, потому что только мышкой можно проскочить, потому что она снимать с себя все умеет. А так ты, напёр на себя доспехи – тут папа-мама, тут еще какая-то фигня, тут дети, социум – какое там игольное ушко, у тебя мозг начинает взрываться на старте.
Поэтому мы практикуем кунту. Кунта, она – точечное воздействие, яркое точечное и по делу всегда. Знаешь, не «мало слов – много дела», и не «много слов – мало дела», ничего, а просто — действие ни через что. Другого нет в этой позиции. Только в единстве, действии, мысли, намерении. В ином случае мы становимся гуманитариями, начинаем заботиться о всех, о ком заботиться вообще не надо, кому просто надо дать пинка под жопу, но мы же гуманитарии… То есть, любое представление обусловлено эго. Отсутствие эго – это Шива. Отметание всей фигни, которая есть в этом мире. Чистое сознание, чистый разум и чистое действие. Иначе, ребятки, счастье искать надо нигде. То есть «нигде» – это состояние, смотри, как брачные два кольца…, вот оно в середине, ни там, ни здесь. То же самое игольное ушко опять. Эти два брачных кольца дают состояние игольного ушка. Два эго совместились и есть маленькое игольное ушко, где у вас есть взаимодействие, где нет эго – это состояния вот этого единства, это состояние копья. И на самом деле, это офигенный символ. Причем никто никогда его не понимал, почему так сделано – вот два эго соединились, но их соединение вот в этом месте, в центре, там, где нет эго, и там вся красота, в этом маленьком-маленьком-маленьком центре.
Профессор: – Но смотри, когда ты проходишь в кольцо, он же и признак совокупления.
Мастер: – Это про камни, ты говоришь про камни. Это разные вещи.
Профессор: – Нет, нет, нет, не про камни, не про камни. Ты проходишь в кольцо, вот ты и проход, когда кольца в игольное ушко, собственно.
Мастер: – Нет. Я тебе сказал просто один принцип взаимодействия. Ты начинаешь накладывать другой, который вполне вписывается в систему описания. Я готов принять это, но не сейчас.
Профессор: – Окей, окей.
Мастер: – Сейчас пока просто хочу сказать, я хочу сузить влияние эго, потому что эго мешает жить. Люди были бы счастливы, если бы не было этого. Но потом эго, оно нам надо, карма, туда-сюда. Я ненавижу эту жизнь, потому что она приводит к несчастью, к страданиям, к болезням, к смерти. К смерти не потому что ты умираешь, а потому что тебе высушили мозг настолько, что лучше умереть, чем жить так. Я против этого. Смерть, когда ты всё в этой жизни реализовал – это смерть достойная, красивая и умереть не жалко. Кто умирает такой смертью? Все умирают вот так вот, знаешь, на обосратушки приехали, распрягаем.
Я всё подвожу к определенной точке сознания, нулевой, в которой рождается всё. То есть там постоянно движение, там нет этого хорошо или плохо, да. Ты постоянно радуешься, постоянно у тебя мир меняется, ты постоянно живой, и мир постоянно живой вокруг. Это та точка соприкосновения и больше ничего не надо. Поэтому я сильно не люблю детей, потому что они долбодятлы. Дети для меня – олицетворение, знаешь, «будьте как дети, но не будьте ими». Да, «как дети» – это живое восприятие, но никогда не будьте детьми, потому что дети – это долбодятлы, которые пришли захватывать этот мир, мне то, мне это, мне сё. На них никогда нельзя ориентироваться. Я детей и люблю, и не люблю. Люблю как, знаешь, свежее проявление этого мира, но я их ненавижу, как они начинают наседать на тебя. Лешке надо на тебя обязательно залезть, ему неинтересна волна, ему интересно на тебя залезть и вот так вот карабкаться. Ну опять же здесь это всё идет об этой тонкой грани восприятия.
Профессор: – То есть ты нормально воспринимаешь, если с детьми общаться мудро изначально, не как с детьми, а как с нормальным человеком с ними обращаться. Если он бу-бу-бу, да, а если он нормальный, то с ним нормально общаться. Я правильно понял, да?
Мастер: – Нет, нет, Андрюха, ты понял и правильно, и неправильно. Ребёнка ты никогда не можешь отпускать. Ребенок никогда не может быть нормальным. Дети, они такие же исчадия ада, как мы все. Это надо понимать. Пока ты его держишь, он нормальный, как только отпускаешь, он тут же начинает держать тебя. Он начинает садиться тебе на шею, и тобой понукать. Это так, так и есть. Есть редкие дети, как и редкие родители, которые умеют взаимодействовать. Но эти эпизоды давайте вычеркнем просто, потому что это как исключение из правил, будем считать, что их нет. Реальность такая.
Профессор: – Статистически их не существует.
Мастер: – Да.
Профессор: – Они за рамками выборки.
Мастер: – Они за рамками, да, а реальность такая. Поэтому давайте исходить из реальности. Ноль осознанности и в детях и в родителях. И из этого потом начинается вся катастрофа этого мира, рождается из нуля осознанности. Я ненавижу как детей, так и их родителей. Просто ненавижу, потому что я ненавижу вот эту ерунду, которая рождается, а потом они же всю жизнь на свою фигню жалуются, что жизнь плохая. Я ненавижу это всё. Я ученик Тоши, который сразу сказал: «Враньё не приемлю в этой жизни». Опять же мы не можем складывать своих историй из того, что мы думали или имели представления.
Профессор: – Из того, что мы что?
Мастер: – Имеем представления: как это может быть. Я такой не потому что я такой, а потому что вот так оно есть.
Я такой, потому что я такой, потому что есть бесчисленное количество воплощений, и то создание, которое так воплотилось в этом образе сейчас – это продукт невероятного количества…
Профессор: – Эволюций.
Мастер: – Эволюций и всего прочего.
Профессор: – А не брать картинку и к ней себя привязывать. «Я хочу быть вот таким хорошим, и поэтому я такой».
Мастер: – Да, и эта сила, которая во мне есть, я даже сам её до конца не знаю. Потому что то воплощение меня, которое есть, оно ограничено какими-то своими факторами, которые обусловлены моими родителями, социумом. Но та сила, которая у меня есть и которая начинает вдруг себя проявлять с нуля, – это продукт каких-то невероятных воплощений. При этом это никак не поддаётся вычислению мозгом. Даже если ты будешь думать о законах кармы, ты всё равно промахнешься. Но она начинает быть живой, потому что это живая природная сила, поэтому растения прорываются сквозь асфальт. Поэтому моё воплощение прорывается через всё то, что обусловлено кармой рода или там социума. Оно начинает прорываться, начинает рождаться история, вот родился Тоша, и я, и всё это начало вдруг происходить…